Chernobyl-Soul - лучший сайт, посвященный Чернобыльской Зоне отчуждения.
Здесь ты найдёшь интересную ФРПГ, захватывающую браузерную игру, форумные группировки, файлы, арты по игре S.T.A.L.K.E.R., собеседника по душе и ещё много всего.
Наслаждайся!
Правила форума
Самое главное - уважай других пользователей! Остальные правила доступны здесь, обязательно ознакомься с ними.
Крайне интересная предыстория у этого рассказа: помнится, первоначально за написание я взялся в начале февраля, к закрытому литературному конкурсу нашей группировки. Но тогда, как назло, случилось со мной кое-что очень нехорошее (о чём те, кому надо, знают, а остальным нечего нос в чужие дела совать), а потому создание повести я вынужден был прервать. И вот лишь спустя три месяца вернулся к работе, и наконец завершил произведение. Не нужно задавать вопросов, продолжения не будет - история рассчитана на то, что читатель сам додумает непонятное и необъяснённое - это я, как вы понимаете, для особо одарённых школьников пояснил. Наслаждайтесь...
История основания «Сталкеров» Вспышка памяти
Вспышка...
-Записывайте: 21 октября 2010 года, 16:20, Главное Управление Внутренних Дел города Киева Старший следователь Формаленко С.К., стенографистка Рябинина О.С. Рассматривается дело №41562... Записали? -Да, Сергей Константинович, записала. -Благодарю вас, Оленька,- хмурый усатый следователь лет сорока с небольшим отвернулся от зарешечённого окна, достал из кармана пачку «Camel», чиркнув спичкой, закурил. Внезапно начавшийся приступ кашля, гортанного и глухого, как у заядлого курильщика, заставил мужчину спешно пройти к столу и налить себе мутной воды из пыльного графина. Жадно выпив воду, сплюнул в угол и наконец присел за древний, ещё сталинских времён деревянный стул с облезлой красноватого оттенка тканью на спинке. -Ну что ж, начнём... Обвиняемый, назовите себя. Человек, расположившийся напротив, с обратной стороны стола, и до этого не не проявляюший ни малейшего движения, едко закашлялся и покачал головой. -Я повторяю свой вопрос — ваше и... - начал следователь, но тут его прервал низкий сухой голос. -Не надо, майор, я не глухой... Эхе-х... Лучше закурить дай. -Ты сначала на вопрос ответь, а покурить всегда успеешь,- слежитель закона явно был не расположен к дружелюбному общению. -Да ну тебя... Воронин Дмитрий Петрович,- по слогам продекламировал заключённый,- будто сам не знаешь. Следователь довольно потёр лысину. -А точнее сталкер Ворон... Ну вот — теперь вижу, ты готов к цивилизованной беседе. Не то, что неделю назад... -Слышь, служивый — сигарету дай, очень прошу — курить хочется, хоть убейся! -Да ладно тебе,- опер усмехнулся,- знаешь как у нас тут говорят? Перед смертью не накуришься! -Ну и гнида же ты, сволочь поганая! Следак внезапно резко выдвинулся вперёд и с размаху вдавил кулак в живот обвиняемому. Тот рванулся, но кандалы не позволили ему приблизиться. Формаленко хотел ударить ещё — видно было, что ему это понравилось, но, взглянув на перепуганную стенографистку, передумал. -Ладно, повеселились, и хватит. Давай-ка лучше по порядку: обвиняемый 1974 года рождения... -Твари, сволочи — вам же человека шлёпнуть, что муху о стенку размазать... - выл Воронин. -Так, обвиняется по статье №74 Уголовного Кодекса Украины... -Ах вы собаки... Да будь моя воля, я бы вас как щенков, в мешок и в... - постепенно затихал согнувшийся на стуле мужик. -Да не мешай ты! Так, где я там остановился... ага, вот: кодекса Украины «вторжение в частную и государственную охраняемую собственность, мародёрство и воровство, неподчинение армейским частям и милицейским подразделениям, вынос запрещённых предметов за пределы охраняемой территории, занятие запрещённого рода деятельностью, именуемой «сталкерство». А также по статье №115 части 2, а именно убийство пятерых человек, при это несущих службу в рядах вооружённых сил Украины. А также,- следователь с плохо скрываемым удовольствием перевернул страницу дела,- а также статья №341 — захват государственных зданий, обеспечивающих деятельность органов гос. власти; а ещё у нас имеется статья №342 часть вторая о «сопротивлении работнику правоохранительных органов при исполнении», ай-яй-яй... -Может хватит корячиться тут? -А ты не выступай, пока тебя не спросили, понял? Ты вообще благодарен должен быть, что мы тебя до самой смерти в карцер не засунули! Это ж надо: на минуту оставили у камеры без наручников, трёх охранников посадили рядом — я прихожу, а эти уже лежат, да пол весь в крови. А ты только стоишь так, ухмыляешься... ух, тварь! Ну ка, что там у нас... э, Оленька, будьте добры, бумажку вон ту мне... ага, спасибо! Так, почитаем: перелом носа, множественные переломы рёбер, вывих плеча, разбитая коленная чашечка, сотрясение мозга, открытый перелом руки в трёх, нет, ну ты подумай, в трёх местах, множественные ушибы, царапины... Мда, неплохо ты их отделал — еле откачали. Но вот зачем, зачем? Чего ты добивался, никак понять не могу! Нет, хоть бы бежать пробовал — так ты просто стоял на том же месте, даже от стенки не отвернулся. Ну и смысл? Ну посадили мы тебя в карцер на неделю, ну и что — вот, сидишь тут опять, ухмыляешься! На стенографистку мою зыркаешь... А вы, Оленька, не отвлекайтесь. Эх ты, а ещё человек, сталкер — хоть я вашего брата и не люблю, но понимаю иногда, да и тяжко вам приходится. Но вот ты — ты особый фрукт... Таким человеком был, в армии отслужил, отличник, в училище спокойно мог поступить — вот у меня тут отзыв твоего ротного. Мог в техникум, куда-нибудь — так нет же, как был, так простыл. И все тебя искали, бедного, и в погибшие записали — а вот ты где обнаружился, в Зоне, и непросто в Зоне, а во главе каких-то отморозков... Сталкер рванулся было, но наручники снова выдержали. -Да спокойно ты, спокойно,- удивлённо проговорил майор Формаленко,- ну что кипятишься-то? Ну хорошо — не с отморозками, а со сталкерами этими твоими, как их там... Не помню уж, да и глупое такое название — сталкеры-одиночки, во. Хрен ли вы одиночки, если бандой целой шатаетесь? Снова покосившись на забитую и зажатую стенографистку Олю, грубыми выражениями следователя окончательно загнанную в угол, приостановился. -В общем, рассказывай. Ненавидишь ты нас, вояк — ладно, хре., извините, Олюшка, бог с тобой. Не хочешь о своей юности рассказывать, как отличником был, как в армии на тебя равнялись все — ладно. Не хочешь признаваться, каким макаром в Зону угодил, хотя там тогда такие патрули стояли, ух — мне плевать! Меня интересует лишь одно — что дальше, было что в Зоне произошло? Как так получилось, что теперь, как только тебя мы взяли, весь... как там его, Кордон взбаламутился, да и дальше, к Припяти, в общем вся Зона на дыбы встала? Ну не понимаю я... Хех, и главное попался ты как — глупо, ей богу, глупо — вы уж почти всех армейских перебили, ну признай — как тебя эфкой шарахнуло, да как! Повезло, что жив остался хоть... Твои-то за тебя как львы дрались, всё подкрепление наше перебили — но тут мишка, ну, МИ-24 прилетел — и всё, хана парням твоим. Заныкались... А ты у нас здесь оказался. Ладно, хватит об этом. -Закурить дай,- обвиняемый поднял голову, в упор посмотрел на майора. -Да сколько можно-то?! Ну кури, кури давай! Надоел уже, ей богу, ё моё... - придвинул в заключённому пачку. -Руки развяжи. Хоть одну. Я шалить не буду — обещаю -Э, чего захотел — шалить он не будет! Ну нет, парень — меня на живца не возьмёшь, пытались уже — да все сгинули. И не надейся... -Ты хочешь, чтбы я всё рассказал? Валяй, мне плевать уж. Для меня жизнь кончилась, это такой грустный факт — впрочем, я рад, что успел хоть что-то сделать на этой никчёмной земле. Так что моя судьба мне теперь безразлична, и бежать я не собираюсь. Да и знал я, что пора мне... Потому и не вооружался особо — как чувствовал... Так что дай закурить, и руки развяжи — прошу. Слово тебе, слышишь, майор, слово даю, что не сбегу — а слово сталкера, оно знаешь какое? Слово сталкера — вечный закон, на все времена. Так что не бойся, и девчушка твоя не боится пусть — конец мне, и так всё понятно — но историю я расскажу, хоть вы всё равно её и... Впрочем, неважно всё это, неважно. Мне судьба уже решена, и я с этим решением, хе-хе, ознакомлен - и смирился. Так что дай закурить, майор, дай закурить — пусть это вроде как моё желание последнее будет! Удивлённый такой речью следователь наклонился, ключиком отстегнул «браслеты» с рук Воронина, придвинул к нему пачку сигарет и пепельницу. -Хм,- умехнулся служивый,- ты сейчас сказал больше, чем за всю последнюю неделю. -Больше, чем за весь прошлый месяц... Вот и ладно, майор Формаленко, вот и хорошо. Бывает.
Вспышка...
Это был 2008... Тогда Зона ещё была не Зоной, и сталкеры не были ещё сталкерами — в нашем понимании. Прошло два года с момента катастрофы, но люди всё-равно боялись даже близко подходить к опасной территории, и километры полей, лесов, множество небольших селений с весёлым названием и одной улицей пустовали... Да и мутанты, в таких количествах, как сейчас, ещё не гуляли по здешней земле... Не знаю точно, в чём тут дело, но, думаю, Зона подстраивается под себя: чем больше людей приходит сюда, тем более мутантов она «выпускает» на волю — что-то вроде круговорота природы, хе-хе...
Я появился здесь, близ Чернобыля, случайно — уверенный мальчик из Ивано-Франковска, луший из лучших везде и во всём, уставший от постоянных проблем в общении и вообще от жизни, от того, что тебя постоянно ставят всем в пример, что даже спишь ты под надзором, и каждое твоё движение, каждый порыв твой должен, нет, обязан согласовываться с твоей репутацией и карьерой — и мгновенно и навсегда влюбился в Зону, нет, даже больше — я сросся с ней, мы стали единым целым. Не могу точно сказать, как так вышло — да и никто, наверное, не может. Но так или иначе: без Зоны сталкеры отныне и навсегда существовать не в состоянии, она притягивает нас, как сильный магнит, и уже не отпускает до самого конца. Верно говорил один мой старый знакомый «Кто приходит в Зону — остаётся в Зоне, и редко кому удаётся по доброй воле её покинуть, и ещё сложнее потом в неё не вернуться».
Нас было мало. Очень мало. Таких отчаяных сорвиголов как я всего не больше тысячи нашлось бы — да и то редко когда мы видели друг друга, поскольку в те времена Зона казалась необъятной, непокоримой и вечной. Ни у кого из нас тогда ещё не было карт, ПДА ваших насущных, да и оружия серьёзного не имелось. Эт вон сегодня к любому, будь то захудалый торговчик с окраин Агропрома, подойди — так он тебе такой арсенал выдаст, о коем любое мелкое африканское королевство, полное повстанцев, кокаина и бананов, только мечтать может. А в те времена?.. «Ксюша», ну, АКСУ, украденная ещё в армии, на поясе, да старая финка,что у деда стащил, в сапоге — вот и весь «арсенал». И ведь шли люди, шли — без сомнений, без страха — в такие места, куда сегодня торчки в экзах да с грозами не суются!
Я был не один. Ещё на подступах к Зоне как таковой пересеклись дороги трёх сталкеров (ох, как же я люблю это слово!): моя; беглого пацана из детдома Васьки Коротопалого (мы его так прозвали за то, что на левой руке у него пальцы были, что твои спички — короткие жутко. Ну а потом уже просто, вкратце, Палычем звать стали) и Володи по прозвищу, не поверишь - «Герцог» (а всё потому, что самый загадочный из нас этот парень был — бежал из «оков» интеллигентной, профессорской семьи, столичной при том — и держался уж очень высокомерно). Кстати, эта «традиция» не называть в Зоне имён, а обращаться исключительно по прозвищам, прочно и навсегда закрепилась у сталкеров — да и не только у них — видимо, использование красноречивых «наречий» заместо имён подчеркивает, что в Зоне каждого начинается новая жизнь, никак не связанная со старой — неважно, кем ты был и кем стал.
Наша группа не искала артефактов, не ставила своей целью бороться с мутантами, не искала пресловутый «монолит» и даже не мечтала стать главной и единственной группировкой-хозяйкой Зоны. Тогда даже такого понятия, как «группировка», ещё не существовало. Мы лишь исследовали Зону, её порождения, всё, что она до неузнаваемости изменила, обогатила, или уничтожила; мы жадно поглощали все знания, которые удавалось добыть — и делали мы это не ради учёных или крупных гонораров иностранных государств, о нет — мы делали это потому, что ни капли не сомневались — такого явления, как «ЗОНА», ещё никогда не было, и, вполне возможно, не будет ни на нашей, на на любой другой планете Вселенной, а потому одно то, что мы - здесь — делает нас счастливейшими людьми в мире. Ощущение это сравнимо с тем минутным, неуверенном и хрупким счастьем, когда тебе, ребятёнку совсем, вручают громадную коробку, запечатаную в блестящую бумагу с блёстками. Не имея представления о содержимом, ты дрожащими руками, кое-как, разрываешь эту изумительную обёртку и... Радостное, «предвкушающее» волнение длится не больше минуты, но именно ради него я, как, видимо, и тысячи других детишек, да и ты, майор, когда-то так ждал заветного праздника. Правда, зачастую во всём подарке лучше всех выглядела именно обёртка, а вместо пневматического пистолета в упаковке оказывалось какое-то китайско-корейское подобие собачки, иль другой какой муры... Но бывали случаи — единичные и наиредчайшие, когда, развернув подарок, ты получал именно то, чего желал; или же, что ещё невероятне и невозможнее, то, о чём и помыслить не мог. Так вот, командир, Зона — и у всех нас было совершенно стойкое чувство предстояния — тот самый невообразимый подарок в блестящей обёртке.
Вспышка...
Неспеша продвигаясь к тёмно-серому холму, накрытому лёгким одеялом пред-утреннего тумана, сталкер испытывал ощутимое беспокойство, с каждым часом лишь усиливающееся и укрепляющееся в бастионах нервов. Впрочем, поделиться переживаниями с «коллегами» он предусмотрительно не решился — помнил ещё, как всего пару суток назад упрямо настаивал на кривом крюке, который «просто необходимо было сделать — там ведь такие зубастые скалы!»... Теперь-то, конечно, перспектива узреть воочию миф Зоны не согревала, и уж точно не отгоняла эфолюционирующую нервозность. Но на этот раз и выбора никакого не существовало в принципе — видимо, судьба такая по жизни у паренька, которого с недавних пор все уважительно кличут Вороном — брести и брести, и не задавать вопросов. И он брёл...
К утру они достигли «предела». Да, несомненно, это мог быть только он — ярко-оранжевая глинянная полоса посреди холмистого пригорка, простиравшаяся с запада на воток на всё пространство, что покрывал взгляд. В общем-то, и не было ничего особенного в этом месте, но всё же оно манило и притягивало, слово сверкающий леденец на витрине супермаркета. Оказавшись у цели, все трое члена группы внезапно одновременно задались одним и тем же вопросом - «зачем они здесь?». Конечно, территория была малоизвестна и вовсе неизведана, но должно было быть что-то конкретное, что так звало сталкеров к этим холмам. Три недели пути, пять ливней, шесть гроз, два урагана и почти одно землетрясение минули с тех пор, как три друга ступили на раскрошившийся бетон плохо-асфальтированной дороги где-то под селом Копачи. Их подвёз на своей «копейке» (недавно отпраздновавшей тридцати-пятилетний юбилей, и передвигающейся с максимальной скоростью в 9 км/ч, видимо, исключительно благодаря яростным молитвам хозяина) Юрка, местный дед-алкоголик, а по несчастливому совместительству ещё и единственный в радиусе 50 км в любую сторону обладатель хоть какого-то транспортного средства, способного перемещаться быстрее человека. Кстати, это, наверное, единственный человек за всю историю Зоны, которого звали по имени абсолютно все: видимо, при взгляде на его пропитанную смесью самогонки и керосина, заросшую непонятно чем харю на ум не приходило ничего сколь-нибудь вразумительного, а потому приходилось заглядывать в мятый паспорт с советским гербом на обложке, что гордый обладатель везде таскал за собой. Впрочем, никаким дедом этот «гражданин» не являлся: если верить документу, житель пригорода г.Припяти был 1959 года рождения, а значит вполне ещё зрелый мужчина. Хотя, это всё по документам: годы, даже десятилетия бесстрастного сидения у замызганного окошка своей халупы и рассматривания засохшей мухи долгими часами под аккомпанимент безубой гармошки и неизменного гранённого стакана, перешедшего хозяину, видимо, по наследству ещё от более мудрого, но не менее пьющего деда, превратили вполне здорового человека в дряхлого и сморщенного старика, которому теперь никак нельзя было дать меньше шестидесяти. Естественно, деду Юрке (или Юричу, как периодически он сам себя «призывал») вся эта радиация и остальная дрянь была (цитирую): «по ***, я грю вам, вовсе по ***; мне так по *** не было с тогда, как моя ***** старуха с перегару се топором по ***** за****, и от*****... ох, как мы на поминках бухали-то, *****»... Дед был, по сути своей, фигурой шедевральной, олицетворяя всем своим протухшим, прогнившим, изьетым молью и пропитанным смесью, от которой сам Дмитрий Иванович Менделеев непременно бы впал в прострацию, видом не только все местные достопримечательности, но и когда-то великую, а ныне развалившуюся страну в целом. Впрочем, несмотря на все невзгоды и лишения, он выстоял и выжил — как и Родина.
Вспышка...
-Слава КПСС, Юрич! Здесь выбрасывай нас, дальше мы сами.. -Да на *** вашу партию со всей вашей ****** идеологией, мамка-дамка! Где благодарность-ить ваша-то?
Многозначительно вглядевшись в светлы очи истинного патриота, Палыч молча протянул дядьке «бидон», развернулся, и также молча потопал к опушке мелкого лесочка лёгкого металлического оттенка.
-Бывает же... Во народ, не то что мозги себе пропил — он душу свою проспиртовал и выбросил. И не живёт, а существует! И радуется, главное, как дитяти... -Ага, одно удовольствие в жизни — самогонка вон. Как в анекдоте, только жизненном: палёная, вонючая, но родная! -Люди... Вроде и «быдло» не хочется говорить, уж тем более о своих, русских мужиках, но вот как ещё это назовёшь? Ну как, как ?! «Человек рождён, чтобы мыслить» - прочитал я вчера в газетёнке, ещё с советских, вестимо, времён у старика в хате завалявшейся, с рассказике каком-то тухлом. И что? Тот же Юрич — он мыслит, он живёт... ради философии жизни, познания нового и неизведанного, непонятного? -Да какой там... -Вот: его даже потребителем назвать трудно — человек просто живёт, поскольку выбора у него не остаётся. В конце концов, бедного мужика и не спрашивал никто сорок лет назад, иль сколько там, когда и у кого, мол, вам уродиться возжелается! -Юричу, да сорок?! Что-то ты перегнул... -Дык ты не в курсе ещё? Ха-ха, я вот пару недель назад, как за гармошкой к нему бегал, смотрю - а старик как раз паспорт в руках крутит. Как взлянул — так сразу и в осадок выпал, ага! -Вот люди бывают... -Таких милионы,- уверенно произнёс Ворон,- дворянчик, а ты что думаешь по этому поводу?
Герцог многозначительно сплюнул, тем самым ясно указав место нашей философской болтовне в его глазах, и ещё активнее принялся передвигать конечностями. Мятая металлическая фляга невозможно раздражала, звякая каждый раз, как тот поднимал правую ногу. Впереди нас ожидали километры пути и волнующие ночи, но сегодня — сегодня жизнь была хороша.
Однажды я услышал о Джордже Карлине, комике, что каждый год полностью менял свой репетуар. Услышал и подумал: "а что, если то же самое делать с людьми?" Я ушёл. Не вернусь. Прощайте. Меня, впрочем, и не было никогда.
На месте оказались внезапно. Словно и не было долгих часов переходов, леса, потом полей с зарождающимися аномалиями, впрочем, пока неопасными, потом снова леса, холмистых степей, небольшого отрезка болота... Словно бы мы лишь полчаса назад вышли из своего родного домика на окраине, и теперь натолкнулись на границу, будто не туда свернули. В принципе, это и не было особым местом. Просто поле, засеянное матушкой природой негустой растительностью, с редкими низенькими берёзками. Без дорог, тропинок, кострищ и любых других следов присутствия господина планеты — человека. Этому полю повезло...
-Всё, отдыхаем. -Ясно, отдыхаем так отдыхем.
Остановились. Наша команда воспринимала отдых по-своему: Палыч достал сигареты, я спички из водонепроницаемого пакета. Закурили. Герцог вытащил свои, подороже — потому и позволял себе выкуривать лишь одну сигару в сутки. Молчали. Впрочем, тем действительно уже не было. За недели переходов обсудили совершенно всё, что можно и нельзя, вспомнили и прошлое, и настоящее, даже ещё не наступившее будущее заранее обругали и осудили. -Мда... ... -Ну всё, двигаем. Что-то на душе неспокойно, трогаться надо. Пора... -А отдых? -Вечерком отдохнём. Плохое место какое-то, словно бы... неприятно здесь. Идём,- в подтверждение слов Герцог поправил лямки рюкзака и принялся пересекать поляну. Мы, спешно погасив окурки о ствол молодой берёзки, тронулись следом.
Стоп. Прошло всего минут пять, мы были примерно на середине поля. Ничего особенного, поле как поле. Трава вон... Рожь, или как там её... Ну и что?.. А вот не могу. Не могу, и всё тут. Чёрт, как чувствовал!.. Вот и приехали. Стоп. Почему стоп? Что случилось-то?.. Всё нормально ведь, мы ж дошли почти. За полем ещё одно, лесок потом, ну а там дальше такое... И что остановились-то? Так, всё, надо двигаться. Обязаны мы двигаться — неужели всё зазря?! А не могу вот, и как хочешь. Не могу. То есть, ноги-то слушаются. Всё нормально, не парализован пока. Но... интуиция, что ли, иль как там её кличут. Не знаю... Плохо здесь, и дальше всё плохо. Ещё хуже!.. Позади — вон там хорошо, хоть и сталкеры бегают, носятся со своими гармошками, учёные понаехали за камешками этими светящимися, да и остальные... Что я, трогаться надо! Вперёд!.. Усилие, ещё одно — и вот уже шаг. Потом ещё один, и ещё. Давай, брат, давай... Молодца, век тебя не забудут дети... Нет, не могу. Плохо. Поворачивать надо... Поворачивать надо!.. -Поворачивать надо! Герцог обернулся, Палыч тоже. Я шёл замыкающим, а потому те располагались метрах в пяти от меня. Удивлённо переглянулись, но, видимо, списали всё на периодически внезапно возникающую нервозность своего приятеля. Герцог что-то сказать, кажется, хотел, но, видимо, по взгляду моему понял, что в голове моей болезной и так аналогичные мысли вертятся. Постояли, подышали. -Ну, я погнал. За мной дывайте!.. Палыч как ни в чём ни бывало тронулся с места. Мрачный отчего-то Герцог за ним. И почему я так не могу?.. ... Первым упал Палыч. Странно упал, неестественно. Словно робот какой-то, когда у него кнопку аварийного отключения нажимают. И пару шагов не сделал, как упал: внезапно, ни звука не произнеся, вроде так и задумано. Будто все силы вдруг ушли, а мышцы одновременно отказали в работе. Как упал, так и остался лежать.
Герцог следом. Мгновения не прошло, как тоже повалился. Без стона, без скрипа — даже падения не слышно.
И почему я об этом думаю?.. Ну всё — моя очередь. Это очевидно: нас ведь трое. Приготовился, осознал и принял. Хе-хе, как в психо-тренинге!.. И ничего. Стою как стою. Рожь, или как там её, колышится, ветерок, приятный, но холодный, подвывает, и ничего. Тишина. Спокойствие. Чистота. И два друга в паре шагов лежат. К северу, туда... А я стою. Почему? Черту не пересёк? Какую черту-то, трава кругом, поле! А и правда. Может, невидимая черта какая между нами: они, получается, её пересекли, а я нет. И что?.. Ну и вздумается тебя иногда... ... Ребята очнулись. Даже нет, просто открыли глаза, поднялись. Минуты три полежали и встали. Словно бы и не отключались, а просто: шли, подскользнулись, упали, вскочили. И нормально всё с ними, в порядке полном. Смотрят на меня, мрачные, серьёзные, смотрят, не понимают. А я постоял ещё минуту, посмотрел так задумчиво на север, туда, повернулся и пошёл. Обратно.
Видимо, у меня на лице всё написано было, потому как ребята переглянулись, молча, поплевали, и за мной двинули. Следом. А на поле всё рожь колышится, или как там её...
Вспышка...
Солнце вот уже пара часов как зашло. Последние двое суток не было сказано ни единого слова, стояла гнетущая тишина, а воздух, казалось, был словно заряжен - перед бурей... Прожевав кое-как полу-протухшую тушёнку, начали укладываться: тогда ещё никто не стоял на «карауле», а по ночам зачастую бывало даже спокойнее, чем в дневное время. Герцог выкуривал дряные сигареты одну за одной, что случалось с ним нечасто — вонючую «Приму», которою основное население обычно пускало на вытравливание моли, он презирал до глубины своей прокуренной души, как, впрочем, и я. Палыч всё ворочался у костерка: то ли жар, а то ли холод никак не позволяли парню заснуть. Пережитое не давало покоя и мне, любопытные и в то же время пугающие до холодного отчаяния в жилах картины проносились со скоростью модернизированной копейки почему-то пришедшего на ум в этот час Юрича. Наконец всё погрузилось в томительный, полный неведомых опасностей и врагов, призрачный сон — таким для меня он в ту ночь стал впервые и навсегда...
Ближе к утру, часа в три, меня поднял пронзительный крик отчаяния. Вначале казалось, что это лишь сон, и лишь спустя несколько мгновений я понял — всё наяву. Вскрик сам по себе был словно влажная губка пропитан ужасом и первобытным страхом, будто кого-то резали по живому, и этот кто-то понимал — ни будущего, ни даже настоящего у него не осталось, а потому все силы вклыдывал в своё завывание. Разлепив наконец веки, я оказался поражён настолько, что несколько секунд просто лежал и молчал — орал Герцог. Когда мне наконец, ценой неимоверных стараний и двух полных глотков из «особой» фляжки, удалось привести его в чувство, всё оказалось так просто и глупо, что появилось настоячивое желание смеяться, визжать и кататься по земле до потери последних сил, крови и дыхания: Палыч исчез. Испарился, не взяв с собой абсолютно ничего, даже воды. Переворошив его вещи, мы отыскали медный нательный крест друга, который он никогда не снимал. Никогда.
До самого полудня проискав парня, сорвав связки в бесконечных возгласах, стерев ноги в кровь, заработав простуду и насморк, прочесав пять километров во все стороны от лагеря, мы пали и смирились с неизбежным: Палыч пропал.
Вспышка...
Часто вспоминая события того ужасного месяца, я ловлю себя на мысли: могли ли мы... нет, к чёрту, могли я что-либо изменить? Ну хоть что-нибудь, может, заставить их повернуть, когда хроническая усталость начала брать верх даже над юношеским максимализмом и диким упорством, или поскупиться на «бидон» алкоголического типа водителю, или... или остаться в училище, проживать до конца, до упора свою скучную жизнь, где всё заранее расписано по графам и разобрано в алфавитном порядке.
И неизменно натыкаюсь на ответ — нет. Так или иначе, всё случилось бы именно так, как случилось. Почему? Не уверен, что могу сказать точно, но, думаю, судьба в Зоне намного сильнее, чем где бы то ни было ещё, она диктует свои порядки и пишет собственные правила игры, и даже если ты пытаешься поступать по-своему — тебе придётся с ней считаться, иначе последствия примут катасрофический оборот... Так или иначе, играй по правилам, или не играй вообще — выбор всегда остаётся при вас, ведь манящую и непонятную до конца игру под кодовым названием «жизнь» в любой момент можно прекратить. Как? -Как? -А, это ты, старпом,- я отложил дневник и вгляделся в мутное лицо товарища: он стоял у двери, а единственная керосинка располагалась в противоположном конце, на столе,- хочешь знать?.. Хотя... не будем о том. Что там? -Да это,- крепкий хохол по-отечески сочувственно улыбнулся,- снова они. Жмут, всё сильней да сильней... Похоже, рассвета ждать не станут. Пора. -Да, пора, пора... Скажи: неужели конец? -Увидим, Дима, увидим (старпом Меньшиков единственный называл меня по имени). На всё воля божья!.. Встал, принялся собираться. Тесная землянка на двоих плохо отапливалась, сильно сквозило. А вокруг: леса, леса, леса... И никого. -Кстати,- я вдруг обернулся у выхода,- ты спрашивал, как игру-то прекратить... -Ну? -Легко: берёшь пистолет, приставляешь к виску и жмёшь на курок. Повернулся и молча вышел во тьму.
Вспышка...
-Всё. Вскочив неожиданном порыве, я испуганно таращился на собеседника. -Ну и напугал ты меня... Что... такое?.. Герцог стоял, непривычно выпрямившись и, не моргая, смотрел мне в глаза. Я также не мог совладать с собой, и лишь испуганно прислушивался к биению сердца, изредка бросая взгляд на уже, казалось, незнакомого мне парня. -Он зовёт меня. Я должен, обязан идти. Прощай. Пройдя мимо меня, сидевшего на земле в полном шоке, Герцог уверенно прошествовал в темноту, туда, откуда мы последнюю неделю так резво неслись, туда, где сплотились такие силы, о которых сталкеры и подумать раньше не смели, туда, где я потерял лучшего друга всего пару дней назад: на север, в неизведанные, неизученные земли, к той черте, а возможно и дальше, ТУДА, к НЕМУ. Я остался один, и долго был не мог оправиться от случившегося...
Вспышка...
Хлопанье по плечу, приветственные вскрики, хор нестройных голосов, вспоминающих «казачку Машу...», подмигивание бармена, полуопустошённая бочка Жигуля в углу: как же я соскучился по этому месту, уникальному погребку матушки Зоны!
-Опа, мужики, глядите — вороной здесь! -Ворон, ворончик, вора, приветствуем!- загалдели со всех сторон. Я здесь на хорошем счету, а потому в кои-то веки могу расслабиться. Редко где это возможно в Зоне, и уж тем более вне её стен. А я заслужил... Многое прошло-пролетело с тех пор, как я в последний раз пожал трясущуюся руку деда Юрича, в последний раз посмотрел на деревья и траву, растущую вне Зоны, туда, где всё хорошо и спокойно, на древние здания с облезлыми стенами и разбитыми крышами города Чернобыль, города, где не найдётся ни одного целого стекла. Взглянул и ушёл — сюда, на север, навсегда.
-...иди-ка ты отсюда! -Не понял,- я оторвался от размышлений и осознал: предо мной стоял мужичок в шапке и вязаном жилете из... хотя, лучше не знать. Уже через пару лет он станет легендой Зоны и окрестностей, перещеголяв по популярности даже великого махинатора, а пока мелкого спекулянта ценностями Сидоровича. Но сегодня человек просто приносит выпивку. Просто выпивку. -У нас проблемы. Беги. Многозначительно кивнув, несостоявшийся сталкер намекнул на правдивость своих слов и отсутствие розыгрыша, хотя было поздно. Я узрел и оценил ситуацию быстро: людей выводили по-одному, по-двое. Люди в камуфляже, естественно, полностью контролировали ситуацию. За последний год они сумели здорово взбесить народ, довести нас до белого коления, и уже вписали первую строку в красную книгу, в параграфе «вымирающий вид — сталкеры». Нас стреляли. Нас сажали надолго и так глубоко, как могли — а из таких мест обычно уже не выбирались, поверьте. Хотя... сами знаете. Нас били: нещадно, тупо, без стеснения и даже злобы — просто избивали, не потому, что им так нравилось или они ненавидели таких, как мы, а просто — так было надо. Нас давили, глушили, топили, закапывали, прятали, уводили и расстреливали на ближайшей опушке. Государство объявило сталкеров врагом №1 — почему? Потому что мы перестали им подчиняться (хотя и раньше не слишком жаловали таких лиц)? Потому что мы отказывались под любыми предлогами работать на них? Потому что мы лезли не в своё дело? Да, да, по этим и ещё по сотне других причин. Сталкеры не носили артефакты, или носили нет тем, по-крайней мере большинство — мы лишь изучали и узнавали Зону, стараясь понять и почувствовать её, поскольку нам было не всё равно! Лишь в отместку за геноцид военных люди начали заниматься массовым вывозом артефактов за границу Зоны и их перепродажу. Из-за денег? Да нужны нам эти деньги... Я схватил человека. Все силы были потрачены на то, чтобы охватить руками его шею и стиснуть, сжать изо всех сил. Человек начал задыхаться, но это ненадолго — скоро всё закончится... Почему? Этот человек — враг. Это — моя первая жертва. Первая из множества, хотя я ещё не знаю об этом. Первая смерть...
В едином порыве сталкеры бросаются на людей в камуфляже, душат, бьют, давят и грызут их, ненависть переполняет помещение, вырывается наружу, на свободу, в Зону, поглощая и меняя всё вокруг. Это начало! Чего? Начало новой Зоны. Третий взрыв. Он будет? Когда? Почему? Где? Он уже произошёл.
Вспышка...
Ноги по щиколотку утопают в грязи и мокрой глине. Противно, склизко и холодно: в Зоне и на душе. Идём. Нас лишь двое: старпом еле поспевает за мной, боится отстать. Хех, вроде опытный мужик, а боится — как ребёнок, ей богу! Накрапывает дождик, трава какого-то мутного цвета повсюду. Что за место, где мы? Не представляю...
Вокруг стоит тишина. Внезапно раздаётся, словно треск будильника поутру, автоматная очередь, сразу над ухом, и из леса медленно начинают выходить люди. Всё идёт словно по прописанному заранее сценарию. Я всё сразу понял, а потому не шелохнулся. Старпом со вздохом, отдалённо прозвучавшем как «вот и сказочке конец...», бросает рюкзак на влажную землю. Люди обступают нас ровным кругом, при этом не сказано ни слова — этим ранним апрельским утром мёртвая тишина стоит по всей земле. И тут я увидел его. Он сразу выделялся из общей массы, шёл уверенно и даже, что было для Зоны практически невозможно, грациозно — впрочем, как всегда. -Герцог. -Спасибо, что напомнил моё имя. Оно мне уже не требуется. -Как ты? Старпом поражённо таращился на своего спутника. -Не нужно... Ты ведь понимаешь? Вот и молодец!.. Так надо. -Кому? Кем же ты стал?! Мы ведь... мы столько видели, слышали, о стольком думали и переживали... Неужели всё изменилось и прошло, а осталось лишь... это? -Ты бывал здесь? Ещё когда-нибудь после... того. -Нет. Это первый и последний раз, и я это знаю. Я готов. Я уверен. И пришёл сюда не просто так. -Ты знал, что так будет. Верно? Света становилось всё больше, солнце окончательно показалось за-за горизонта. Вокруг наконец начал прорисовываться полноценный мир: поле, трава странного оттенка, леса вокруг, и облака, тянущиеся, словно кочевые племена, туда, на север. И рожь, или как там её называют... -Перейдёшь? Ты ведь можешь. И три человека вновь воссоединятся. Давай!.. -Я не за тем здесь. Тебе не понять. И ещё: я никогда не перейду черту. Всё, что отделяет человека от животного — здесь. Тебе не понять... -Да будет так. Словно мысленно поняв приказ командира, люди стали отходить, освобождая место. Они направлялись на север, по ту стороны поля. Отойдя метров на пятьдесят, отряд вновь построился. Ряды сомкнулись, и Герцог вышел вперёд. Он перстал говорить, перестал меняться, перестал мыслить. Окончательно став машиной, он выполнял назначенное — каким бы оно ни было, цель всех действий была одна. Словно заготовленную фразу, сигнал, команду компьютера, мой друг, с которым меня связывал целый мир, когда-то, произнёс: -Слава Монолиту! Отряд немедленно поднял оружие. Хотелось зажмуриться, но тогда последнее, что мы бы увидели, были они. Я взглянул на небо — это приятно и красиво, умирать и видеть небо. Приятно... Прогремел выстрел. А небо всё ещё было передо мной. Что-то не так!.. Вот это да!..
Я обернулся: с холмов медленно спускались люди. Много людей. Сначала казалось, что их всего двое или трое, но за ними шли ещё и ещё, и вот уже вся поляна, точнее половина поляны была занята сталкерами. Сталкеры. Они не были одинаковыми: у них было разное оружие, разные костюмы, разные мысли и разные судьбы. Но их объединяло одно: желание жить, быть свободными духовно и физически, познавать, понимать и уважать окружающий их мир, желание быть истинными сталкерами. Они пришли сюда, на эту поляну, не за свободой или верой — они пришли сюда за жизнью, они сделали выбор, и назад уже не повернут. Выбор есть у каждого: кому-то, тем, кто был по ту сторону поля, его навязали, а кто-то принял решение сам и был за него в ответе — разницы нет. Все мы были здесь, ранним апрельским утром на той поляне. Каждый боролся за то, во что верил. Каждый готов был бороться до конца, до смерти — тем более, в Зоне она не так уж дорога. Война уже была здесь.
Но не сегодня. -Я же сказал, что знаю, зачем пришёл. Знаешь ли ты, мой друг? Герцог молчал, лишь крепче сжав своё оружие. -Каждый выбирает сторону, остаться вне круга — невозможно. Важно лишь, перешёл ли ты черту, или нет. Люди по ту сторону сделали уверенный шаг навстречу. Но и те, кто стоял за моей спиной, также готовы были стоять до конца. -Не сегодня. Сегодня — сегодня лишь каждый здесь сделал выбор. Окончательный. А последствия — они придут позже, завтра... До встречи Герцог, какой бы она ни была!
Люди на поляне повернулись, и молча отправились в лес — в те места, что мне никогда не суждено увидеть и к тому, кого мне никогда не суждено понять. Я же... Я ушёл на юг, туда, где мне было хорошо и спокойно, где меня знали все и где я знал всё. Там тоже были враги — они есть везде. Важно лишь, готов ли ты сдаться, или будешь до последней капли крови, до последнего вздоха, до последней пули в магазине бороться за свои идеалы. Люди перед чертой понимающе смотрели на меня. Выждав, повернулись и отправились вслед. Никто, возможно, в Зоне и не понял, что произошло. Кроме меня и этих людей, никто не знал о свершённом. Никто... Но всё почувствовали: что-то произошло. В этот апрельский день, ранним пасмурным утром, Зона изменилась. Почему? Изменились люди.
Вспышка...
... -Полковник, полковник!.. Полковник!
Разлепив глаза, после практически бессонной ночи так и оставшись сидеть за столом, товарищ Формаленко ещё неосознанно глядит на генерала.
-Полковник!.. -Ага... Да... Что случи... Ой, то есть... Да, так точно, товарищ генерал!- наконец разглядев погоны и форму вошедшего, полковник дико вскакивает и выпрямляется. От чересчур резкого движения возникает резкая боль в пояснице.
-Формаленко, у меня дело — чрезвычайное! -Слушаю вас, тов... -Да оставь ты!.. Срочно нужен ваш подопечный, в смысле, заключённый! -Кто именно, товари... Генерал, в нетерпенье и странном ажиотаже носится по кабинету,- да этот, сталкер, как его... Ворон, Ворон! -Ворон, ворон...- несколько минут уходит на включение головного мозга и осознание,- Воронин?! А что?.. -Его люди подняли восстание: атакованы и уничтожены, спалены дотла четыре блокпоста, связь с базой Агропрома потеряна, спецподразделение в долине пропустило уже три запланированных выхода на связь... -Где?! -Да в Зоне, мать твою, в Зоне, чёрт бы её побрал... -Так что же вам от меня нужно, товарищ ген... -Хватит. Срочно поднимай своих, вызывай всю команду, хватай Воронина этого. Машины уже у подъезда, катим сразу на север, примерно через час будем у периметра — я уже очистил трассу; выбрасываем этого сталкеры чёртового, передаём им и... -Товарищ генерал,- полковник Формаленко внезапно совершенно успокоился, повернулся к окну во двор, взглянул на мокрый асфальт, окурки у подъезда чёрного входа, толстого дворника, лениво поплёвывающего в урну,- гражданина Воронина, сталкера по кличке Ворон, в соответствии с полученным ранее распоряжением лично от министра обороны, сегодня утром расстреляли. Генерал осёкся. Сел. Плеснул дешёвого коньяка их пыльного графина. Закурил вонючую «Приму», каким-то образом оказавшуюся на кабинетном столе. -Ну всё, полковник... Это конец.
Однажды я услышал о Джордже Карлине, комике, что каждый год полностью менял свой репетуар. Услышал и подумал: "а что, если то же самое делать с людьми?" Я ушёл. Не вернусь. Прощайте. Меня, впрочем, и не было никогда.