Я буду ждать даже тогда, когда перестану.

-…легче станет?
-Нет… - он замолчал на минуту, глядя в пол. Но нужно было всё же сказать правду. – Конечно, станет.
-А тебе? – её голос был таким же взволнованным. Но он уже и не слушал больше. Он медленно начал отходить назад и вышел из ресторана.
Все в ресторане оглядывались на эту пару. Оба они стояли около заказанного им столика, девушка держала в руках шикарный букет цветов. Но сегодня был не тот день, чтобы радоваться этим цветам. Сегодня был довольно-таки страшный день. Она приняла решение расстаться с ним, каким бы он хорошим ни был. Ей почему-то казалось, что она не любит этого человека, что она любит другого, который вот-вот подойдёт. Но она решила не ждать и сказать всё сразу, не дожидаясь своего нового ухажёра.
-Прошу прощения, мисс, но будет ли кто-нибудь ещё? Мне говорили, что порции нужно подавать на двоих, - официант подошёл как-то незаметно. Хотя это было достаточно легко сделать, так как девушка находилась в состоянии шока. Она не думала, что расставаться будет так тяжело.
-Да, да… Всё нормально. Сейчас придёт ещё один человек, - она говорила быстро, сбивчиво. В этот момент в дверь вошёл её новый ухажёр, Вадим, банкир по профессии.
-Привет, Катя! Ты чего стоишь, как неродная? Садись за столик, поговорим, поедим, в конце концов, - с этими словами он поцеловал её в щёчку и присел за столик. Она тоже медленно опустилась на стул, так и держа в руках шикарный букет цветов. – Убери ты эти цветы. Они мне твоё прелестное личико загораживают… И кстати, как любезно, что твой олух бывший всё это уже оплатил!
Начали подавать заказанные ранее блюда. Вадим ел аккуратно, но жадно. Катя же еле шевелила вилкой еду на тарелке, думая о том, что всё не очень-то красиво вышло. Не так, как она представляла себе в мыслях. Она думала, что будет проще, что не будет такой сцены, когда он дарит ей цветы и приглашает в ресторан, а она в ответ ему говорит о расставании. Наверное, ему сейчас очень плохо. Наверное, он очень сильно страдает внутренне, хоть и не показывает это внешне. Ей было невыносимо тоскливо и хотелось провалиться сквозь землю после своего поступка. Она отвлеклась от еды и посмотрела в окно, за которым шёл сильный дождь. Руки автоматически нащупали в цветах что-то твёрдое и продольное. Это оказалась открытка. Вадим никак не отреагировал на это. Он только улыбался, смотря на неё. Только улыбался как-то странно. Катя открыла этот продольный кусочек пластика, прочла слова любви, написанные той самой рукой… Ей стало нестерпимо больно, по щеке прокатилась одинокая слеза.
Он медленно возвращался к себе домой. Дождь бил его по лицу и по плечам, толи утешая, толи стараясь добить. Горя, что он разбит, никто не выразил бы даже маленькой части его боли внутри, которая сжимала сердце и заставляла чуть ли не кричать. Ему хотелось сейчас выйти на проезжую часть и быть сбитым машиной, но это он считал в корне неверным. Он считал, что он должен справиться, он сильный. По крайней мере, ему так казалось. И он продолжал медленно брести по заливаемой дождём улице даже без зонта, продолжал пытаться нащупать хоть что-то в своей голове, чтобы опереться на него, построить жизнь если не заново, то чуть иначе, на другой опоре. Люди бежали по своим делам, им нет дела ни до небесных слёз, ни до него самого. Ему хотелось плакать. Но он не делал этого. Не мог почему-то выжать ни единой слезинки из себя, будто всё внутри пересохло. А ведь он любил Катю, верил, что у них будет всё хорошо. И всё пошло коту под хвост… Всё полетело в тартар.
Он вдруг увидел, что находится рядом со своим домом. Медленно он достал ключи и открыл дверь, затем начал подниматься по лестнице к своей квартире. По его лицу текла дождевая вода, капая на ступени, он не замечал, идёт ли или стоит на месте. Но он всё же двигался вперёд, двигался наверх, к своей квартире. Ключи снова звякнули по пришествии на третий этаж, он медленно открыл дверь и прошёл внутрь. Он разделся, оставляя на вешалке свою мокрую одежду. Делал это всё он скорее автоматически, не задумываясь ни о чём.
Его встретила привычная пустота и темнота. От этой звенящей тишины в ушах начинало гудеть, а от темноты начали болеть глаза. Но сейчас он ощущал это каким-то родным, знакомым, постоянным. Он практически никогда сюда никого не приводил, а потому он уже и привык к этой пустоте. Но последние месяцы её заполняла Катя, её смех, её глаза… В сердце снова что-то защемило, он сел прямо в коридоре, обхватив руками колени. Через несколько минут стало возможным подняться, и он побрёл на кухню. Достал из старенького холодильника бутылку виски, налил в стакан и осушил тот залпом. Затем потянулся за сигаретами, зажёг одну и медленно втягивал в себя отравленный дым. Запах табака начал наполнять медленно кухню, но это совершенно не волновало его. Всё равно этот запах некому чувствовать. А он привык и не к такому…
А пока в голове носились различные бессвязные мысли. Он не мог понять, о чём они, не мог их поймать, пусть и бродили они медленно, как тучи. Стакан наполнялся и опустошался ещё несколько раз, пока бутылка не опустела совсем. Он продолжал шептать под нос всё те же слова, которые говорил ей сегодня при входе в ресторан. И продолжал грустно думать, витать в каком-то странном царстве, где не было ничего, кроме него самого и его мыслей. У него было ощущение, что у него сломались крылья за спиной, которые раньше там были, и он рушится вниз…
Он всё же нашёл в себе силы подняться на ноги и пройти в гостиную. Тут он и ночевал, тут и работал. На столе лежали неровными стопками листы чистой бумаги. Он так и не смог выдавить из себя ни строчки с тех самых пор, как сел за свой провальный роман. Этот провал и подточил его, ему были необходимы эмоции, чувства, мысли… Он надеялся, что их даст Катя. И она их дала. Только стоили ли того эти чёртовы эмоции? Стоили ли того эти листы бумаги? В непонятной для самого себя ярости он смахнул все бумаги на пол, схватил несколько, смял и бросил в разные стороны. И тут он заметил, что на одной из бумаг что-то написано.
Это была её записка. Старая, сентиментальная записка, про которую он уже и забыл. Та самая, в которой она говорили, что она его любит. Он снова и снова водил глазами по этому клочку бумажки, смятому им самим. Снова и снова он возвращался в то самое прошлое, которое оказалось лучше будущего. Новая волна тоски захлестнула его и сильно ударила о берег неопределённости, о берег одиночества и внутренней пустоты. Он сел на пол к стене и смотрел в окно, как течёт по этому стеклу дождевая вода. И почему-то ему казалось, что это слёзы. Только чьи? Он не понимал. Не мог понять.
Он просидел так несколько часов. Была уже глубокая ночь, когда он сел за стол, поднял бумагу и начал писать. Просто писать, выливая на бумагу свои эмоции и чувства. Часто он зачёркивал целые страницы текста, рвал листы и отбрасывал в сторону их клочки, но всякий раз за разом продолжал писать. Затем перечитывал, исправлял что-то, снова писал. Рядом с ним стоял стакан с последними каплями виски, и лежала пачка сигарет. Порой отвлекался и закуривал, но всё время возвращался к бумаге, которой он хотел излить свою душу.
Он писал о своих с Катей отношениях. Писал во всех красках, но заменив имена героев. Но события были абсолютно такими же. Вот они знакомятся в парке, гуляют вместе, пишут сентиментальные записки друг другу, посылают СМС, ждут друг друга… Он дарит ей цветы, забывая о себе совершенно. Его квартира практически полностью опустела. Чтобы радовать её, он продаёт часть мебели, тратит даже самые малые средства, оставленные для банального пропитания. Залезает в долги, занимает, берёт кредиты, но всё время приходит с цветами. А вот и ресторан. И шикарный букет красных роз, как она любит. И слова расставания. Ему плохо, ей тоже. Она с другим, а он один. Но только конец другой. Они снова встретятся, чтобы больше никогда не расставаться. А сам же автор слабо верил в то, что они с Катей встретятся. Город большой… И она просто не захочет его видеть.
Он долго думал над названием рукописи, но затем оно пришло само. Он назвал её «Жду чуда». И подписался снизу своим псевдонимом – Константин Слепой. На самом же деле он носил совсем другое – Андрей Сомов. Он медленно собрал листочки по порядку, затем допил виски, чертыхнулся и начал связывать эти листочки бумагой, чтобы они не разлетелись. Утром он решил сразу же отдать их в типографию. И пусть говорят, что хотят. Он просто хотел высказать свою боль. Непомерную боль в сердце и в душе.
Утром снова шёл дождь, но на этот раз мелкий. Андрей медленно прошёл наверх, в типографию, где его работу приняли с большой неохотой, и побрёл домой, купив на последние деньги ещё одну бутылку виски. Весь вечер он пил, чокаясь с её фотографией в рамочке. Ночью же он забылся тяжёлым сном, а во сне она к нему приходила. И смеялась. Показывала того, на кого его поменяла. От этого становилось всё больнее и больнее…
На следующее утро к нему прибежали из редакции. Долго трясли руку непонятно почему. Кричали что-то про возрождение его творчества. Просили о чём-то. Он не слушал. Тогда его схватили за руку и потащили в эту самую типографию буквально насильно, боясь того, что он убежит. В редакции он встретил тех, кто уже прочёл его рукопись. Они тоже жали ему руку, хвалили, говорили о чём-то, но всё пролетало мимо. Только грусть, боль и тоска оставались, только их он слышал. Говорили, что буду печатать, нужно было присутствовать на презентации книги. Он лишь вяло кивал, чтобы от него все отстали. А они и не знали, что творилось у него на душе.
Презентация состоялась через семь дней после того, как к нему прибегали из типографии. Он сидел между двумя людьми и говорил о том, что его книга – о судьбах любящих друг друга людей. Но эти люди совершают ошибки, делают что-то неверно, как и все, хотя в конце и забывают об этих самых ошибках. Его спрашивали о названии, на что он ответил, что он тоже продолжает ждать чуда и сам, хотя это тяжело уже в его возрасте. И этого же чуда ждут и два героя книги, и чудо свершается.
Вскоре книгу печатают, она расходится невиданным для его книг тиражом. Все наперебой обсуждают автора, главных героев, просят его писать дальше. Андрей же расплачивается с прежними долгами, но нисколько не меняет свой образ жизни отшельника. Боль не заживает и через год, становится только менее острой, хотя и продолжает резать по душе и сердцу. И он всегда смотрит на её фотографию. На то единственное, что у него осталось. На то единственное, что есть у него родного и что может хоть как-то заполнить зияющую дыру в его душе. Но к бумаге он снова так и не притрагивается. Не может себя заставить. Он отмечает свой тридцать тритий день рождения, чокаясь с её фотографией и оставляя ей же кусочек торта. И становится снова очень больно, до слёз, но слёзы упорно не идут из глаз. Будто там всё высохло, внутри.
Проходит три года. Он становится всё менее известным, хотя писем с просьбами продолжения меньше не становится. Он пишет пару грустных рассказов, которые имеют успех, но не приносят особенной прибыли. О ней ничего не слышно, хотя он и пытался её найти. Она сменила телефон и по своему прежнему адресу не живёт. Говорят, что уехала с кем-то. С каким-то представительным мужчиной. А вера в чудо медленно начинает угасать, переходя уже в надежду на это самое чудо. И становится всё больнее вспоминать те дни, каждый из которых он помнит по минутам. Становится всё больнее смотреть на её фотографию. И снова накатывает всё та же волна, что была и раньше…
Тридцать пять лет. Какой-никакой, а юбилей. Но он не желает никого звать. Ему нужен только один человек. Которого просто нет, как будто он исчез. Ему присылают поздравления на телефон, но он просто удаляет их, даже не читая. На улице идёт бесконечный дождь. Снова он достаёт знакомую бутылку виски и её фотографию. Снова накатывает волна тоски, сильно бьющая по его сердцу, и он снова наливает полный стакан. Но тут раздаётся звонок в дверь. Тихо ворча, он двигается к двери, затем открывает.
На пороге стоит она. Катя. Он не понимает, мотает головой, думая, что ему снова кажется. Но они анне исчезает. Это она. Она стоит на пороге двери и грустно смотрит на него. В руках бутылка шампанского и небольшая коробочка с подарком. До него не сразу доходит, что она пришла к нему, и он говорит, что соседа нет дома, если она к нему. Но ответ его ошарашивает. Катя пришла именно к нему, к Андрею, а не к какому-то другому человеку. И он пропускает её внутрь.
Весь вечер Катя рассказывает о том, где она была, что с ней было. Она рассталась год назад с Вадимом, жила у матери, потом решилась всё же приехать. Но Андрей не слушает её совершенно. Только смотрит, как зачарованный. Смотрит, как на видение, как на призрака. Но это не призрак. Она замолкает и просто улыбается ему. Просто смотрит на него самого. И слушает то, что он говорит.
-Я ждал тебя… Очень ждал, Катя… - его голос тих, мягок.
-Я тоже ждала тебя. Мне казалось тогда, что я сделаю правильно. Но я ошибалась… Прости… - прошептала она и понурила голову. Он медленно подошёл к ней и обнял за плечи.
-Всё будет хорошо. Давай начнём всё сначала? – проговорил он и осторожно поцеловал её в щеку. Она мягко улыбнулась и кивнула.
Весь вечер далее они смеялись, вспоминая старое, и пили за новое. И она не ушла, осталась сегодня у него. Они танцевали вальс, снова смеялись, но вскоре устали и уснули вдвоём на одном диване. Но ему пришлось проснуться ночью. Его что-то мучило, что-то гнало к столу с бумагой. И он снова взялся за написание новой книги. И теперь он знал, что чудо есть. Что его стоит ждать. А на бумаге появились первые слова, которые были названием. «Светлое будущее»…